– Тебе не обязательно идти со мной. Извини, мне не стоило…
– Нет, я иду с тобой.
Его ноющее сердце остро ощутило ее благодарность и облегчение.
– Он бывает, мягко говоря, невыносим.
– Он моложе тебя?
– Нет, старше. Но мне все равно приходится за ним присматривать.
– Почему?
Джинни нахмурилась, будто удивляясь его вопросу.
– Потому что мы одна семья.
Конечно, семья. Как он сразу не догадался? Наверное, потому, что у него никогда не было настоящей семьи…
Спящий Дэнни лежал на каталке. Он был очень бледен и казался маленьким и хрупким, пусть на самом деле был здоровый парень, хотя и худой, потому что много пил и мало ел. К двадцати восьми годам он не успел потерять здоровье из-за пьянства, но все к тому шло. Джинни прочитала это предупреждение в глазах врача, пока он рассказывал ей о состоянии брата. Дэнни спал, и она не стала его будить. Будет еще время поговорить в отдельной палате, когда он протрезвеет.
Ансон Дотри ждал ее, неловко пристроившись на узком металлическом стуле – длинноногий, длиннорукий, широкоплечий. Он взглянул на Джинни снизу вверх и показался ей таким милым, что ей по-детски захотелось броситься ему на шею, обнять его, расплакаться у него на груди, и чтобы он обнял ее этими длинными руками, наговорил ей теплых добрых слов и прогнал бы все ее страхи.
Джинни с трудом заставила себя отвернуться. Никто, кроме нее самой, не сможет изменить ее жизнь к лучшему. И она справится.
– Он тут неплохо устроился, – пошутил Ансон, кивком указывая на мониторы, подключенные к Дэнни. Шутка вышла натянутой.
Ей не стоило тащить беднягу сюда, ведь они почти не знают друг друга.
– Дэнни оклемается, я в порядке. Ты можешь ехать домой. Мы и так испортили тебе пятничный вечер.
– Испортили? – Ансон широко и искренне улыбнулся. – Неправда. У меня фингал под глазом, разбитый нос и куча впечатлений, чтобы делиться с друзьями. Самая лучшая пятница в моей жизни!
– Грустная история, – с улыбкой произнесла Джинни.
– Вот как? – Он хлопнул ладонью по соседнему стулу. – Садись. Я тебе сейчас поведаю такую грустную историю, по сравнению с которой твоя – еще цветочки.
Джинни села рядом, внезапно остро ощущая внушительную величину его поджарого тела. Она словно впервые заметила его широкие плечи и мускулы, которых не скрывала даже просторная футболка. И лицо у него хорошее – доброе. И морщины – говорящие о том, что он любит посмеяться.
Внутри шевельнулась невольная симпатия.
– Хватит с нас грустных историй, – заявила Джинни, с трудом отводя взгляд от его глубоких глаз цвета расплавленного шоколада.
– А веселых у меня нет, – ответил Ансон, и в его шутливом тоне впервые за весь вечер промелькнула тоскливая нотка, отозвавшаяся болью в сердце Джинни. И хотя Ансон уже улыбался от уха до уха, она поняла, что он говорит правду: он видел в жизни много печального куда больше, чем она. Ей стало жаль его и стыдно за свою слабость.
Несколько минут прошло в тишине, затем Ансон спросил, прерывая затянувшееся молчание:
– Ты действительно не знаешь, что это за типы и что им надо?
Его вопрос прозвучал почти подозрительно, хотя в глазах светились искреннее сочувствие и заинтересованность. Интересно, не скрывается ли за этим симпатичным выражением что-нибудь другое?
– Понятия не имею, но… – осеклась Джинни, глядя на брата, посапывающего на каталке. То, что она едва не произнесла, походило на предательство.
– Ты в курсе, чем занимается твой брат, когда тебя нет? – тихо спросил Ансон.
Джинни медлила с ответом, рассматривая жилистую фигуру спящего Дэнни. За последнее время он сильно похудел. Почему? Потому что пьет или, может быть, принимает еще какую-нибудь дурь? Мет, травка, кокс, героин – мало ли на свете отравы помимо выпивки?
– Днем я на работе. Прихожу вечером, а он иногда уходит.
– А он-то работает?
Джинни покачала головой:
– Он машинист по профессии. Несколько лет назад повредил руку, и врачи пока не знают, как скоро он сможет вернуться к работе. Сейчас он на инвалидности.
– Выходит, у него полно свободного времени?
Джинни уставилась на кафельный пол под ногами – больно было слышать собственные тревожные мысли из уст чужого человека.
– Не подумай, Дэнни не мерзавец какой-нибудь. Он мне во всем помогает, когда трезвый.
– И часто он бывает трезвым?
Поймав на себе ее предупреждающий взгляд, Ансон поджал губы и отвернулся.
– Может быть, тебе пора? – спросила Джинни, с ненавистью слыша свой натянутый, неблагодарный тон. Ведь Ансон спас ей жизнь, и не только ей, но и брату. Если бы он не задержал бандитов, она не смогла бы сбегать за помощью! Имей они еще несколько минут, и Дэнни сейчас не лежал бы в приемном покое.
– Извини, – буркнул Ансон. Его низкий баритон прозвучал в тишине как раскат грома. – Я слишком много себе позволяю.
– Нет, это ты меня извини. Я просто вся на нервах от беспокойства за Дэнни. Я могу казаться тебе неблагодарной, но это не так. Я признательна тебе за то, что ты сделал для нас с братом. – Видя его избитое лицо, окровавленную футболку, она внутренне вся сжималась от сострадания. – Ты жутко рисковал, помогая нам, и я…
– Ладно, можешь не объяснять, – улыбнулся Ансон, но веки его обиженно вздрогнули, – мне и впрямь пора.
Он начал было подниматься, но Джинни схватила его за руки:
– Нет, пожалуйста, не уходи!
Ансон снова сел и посмотрел ей в глаза:
– Любая зависимость – это ужасно. Все равно – от наркотиков или алкоголя. Зависимые люди могут быть милейшими созданиями, когда они трезвые и вменяемые, но это не облегчает трудностей, которые они создают своим близким в остальное время.